ELIZABETH SWANN (TURNER) [ЭЛИЗАБЕТ СУОНН (ТЁРНЕР)], 1721
Королева пиратов, капитан «Императрицы», не-дочь губернатора, мать и жена десятилетия.
Keira Knightley
ОПИСАНИЕ ОБРАЗА
» Мамы у Элизабет рано не стало, а вот папы было чересчур. Уэзерби Суонн, губернатор британской колонии на Ямайке, в городке Порт-Ройал, окружил доченьку любовью, заботой и всюду брал с собой, даже если суеверные моряки возмущались женщине на корабле. Элизабет же из кожи вон лезла, дабы суеверия подтвердить, распевала пиратские песенки про мертвецов, выводила к горящим обломкам кораблей и воровала кулоны из проклятого золота у бездыханных мальчиков.
» Несмотря на состояние отца и милитализированность Порт-Ройала с вечными пышными сменами караула, Элизабет росла вдали от королевского двора, светских дам и уроков кокетничества. Образование ей дали блестящее — половина учителей умела болонькать на одном патуа, а за выбором книг никто не следил. Элизабет прониклась идеями равноправия как статусного, так и полового, не забывала зачитываться приключенческими романами и вообще мечтать жить где-нибудь в менее скучном месте.
Зато ей выпала уникальная возможность постоянно наблюдать за заключением сделок с пиратами для грабежей французских кораблей, изобличением коррупции и святым уверованием в вседозволенности на отшибе Нового Света.
» Ещё Элизабет неровно дышала к Уиллу Тёрнеру, у которого тогда и стащила кулон, о чём знали и догадывались все — кроме самих Уилла и Элизабет.
» Но вовремя одного не самого чудесного возведения в ранг повыше блестящая партия в напудренном парике, по имени адмирал Джеймс Норрингтон, сделала Элизабет предложение руки и чести... сердца, в смысле. Сбежала Элизабет оригинально — в водяные скалы, спаслась не самым известным пиратом Джеком Воробьём, побыла у него в качестве наживки и почти задохнулась в корсете. Ну, в общем, в Порт-Ройале все привыкли.
» Потом Элизабет похитила команда ходячих трупов во главе с капитаном Барбоссой. Культурное времяпрепровождение на палубе включало в себя идеологический отказ от столовых приборов и батутные прыжки на парусах, после чего Элизабет попытались принести в жертву проклятому золоту ацтеков, а потом как-то спасли.
» Её вообще всегда как-то, но спасали. Через год после нападения на Порт-Ройал Барбоссой свадьбы Уилла и Элизабет ждали все (кроме Норрингтона), а вот британская корона счастья им не хотела. И пока молодожёны бегали от происков лорда Беккета и виселицы, лорд Беккет убивал Уэзерби Суонна.
» Элизабет пустилась во все тяжкие: скормила Джека Воробья кракену, отправилась на конец света за иголкой в яйце... то есть сердцем осьминогообразного капитана Дейви Джонса, получила в полноправное владение Южно-Китайское море и переквалифицировалась в барона, пошла в политику и стала Королём пиратов. Ну, в общем, на «Чёрной Жемчужине» все привыкли.
» В конце концов, в схватке с британским флотом Элизабет подарила посмертный поцелуй адмиралу Норрингтону, отомстила за отца, получила мужа на день раз в десять лет и ребёнка. Хотела ещё поцеловать Джека, но тот оказался умнее и подвох разгадал.
» Из избалованной солнцем и вниманием военных девицы перекочевала в избалованную пиратку с королевским синдромом. Держится чётких принципов и своеобразного внутреннего кодекса; и то, и то меняет как кружевные зонтики. Импульсивна, раздумчива на решения, фаталистична в определённой мере, доверяет мало, завтрашнему дню так тем более. Предприимчива и изобретательна. Сначала похлопает глазками, потом засадит клинок под ребро.
» Фехтует, стреляет из мушкета, в этикете разбирается на уровне провинциальной аристократки, читает вдохновляющие речи, отлично насаживает глобусы на шпаги, предвещает гибель романтическим контактом, стратегирует и тактирует, а вот лучше бы нет. Лучше всех вас носит шляпы и любые нелепые головные уборы. Политик и дипломат от кракена, сожравшего Воробья.
Она ждала его не так уж и долго, мало совсем. В книге о Крузо Элизабет высчитывала, что двадцать лет — и счастье оставалось разбиваться о повиснувший венецианском стеклом горизонт. Она ждала его очень мало, почти не уставала, и приближался закат. Солнце эфесом протыкала голая, гниющая ветка пальмы, и кисельная кровь растекалась над рябью воды, а маленький Уилл продолжал дёргать маму за юбку, выкладывать из ракушек спирали и кричать «на абордаж!».
Пятки загрубели и устали, Элизабет уселась на камень, всё ещё горячий. По ладоням гуляли волдыри, выпирали бирюзою вены, никаких колье носить не надо. А лондонские модницы выписывают каменья с туземных бартерных традиций, хвастаются, она бы не решилась сказать наверняка. Забыла, как оттягивает шею медная цепь, забыла, как тяжелит руку добротно выкованный клинок.
Кажется, она и запах Уилла забыла.
— Не дави улиток, — грозно насупила заросшие брови Элизабет, подзывая мальчонку, но он давил, плакал, когда коралл вонзился в свод ступни, и Элизабет так свирепо на него посмотрела, что Уилл-младший перестал, утёр сопли, плюхнулся в лужицу у выстроенной кривой башенки и начал ковыряться, выуживая кусок. Потом промыл ранку и затянул оторванным лоскутом рубахи. Тоненькая струйка морской змеёй исчезала у границы, сливаясь с большой лужей красного, солнечной.
Тогда показался корабль.
Элизабет не двигалась, не торопилась — сколько им ещё будет отведено времён? Две, три встречи? Четыре? Смирение и покаяние — вот во что перетекла жизнь, и в них не было дани поспешности.
— Сырой мне порох в пушку, Уилл, — и Элизабет смеялась, дотрагиваясь мозолистыми, стёртыми подушечками пальцев до его изъеденной моллюсками щеки, щеки своего капитана, — что за вонь. Как же ты воняешь.
И в крови заката пропала ночь.
